Поэт из Строгина рассказал о встречах со знаменитостями

«От опалы меня спас диктор Кириллов» Известному поэту Зиновию Вальшонку исполнилось 90 лет. Вот уж полвека он живёт и творит в доме на улице Маршала Катукова. Его произведения переведены на многие языки мира, некоторые стали песнями. Помните песню «Минута молчания», которую исполнял Иосиф Кобзон? «В лесном безмолвии смолистом/ В полях притихших там и тут/ Из-под гранитных обелисков/ Солдаты павшие встают».  Стихи выбрал сам Твардовский Зиновий Михайлович родился в Харькове. По признанию поэта, его «Ариной Родионовной» стал родной дядя. Из-за плохого зрения его не взяли на фронт, и долгими вечерами в эвакуации на Алтае дядя читал мальчику стихи Фета, Тютчева, Баратынского. Неудивительно, что Зиновий поступил на филологический. — И как герой романа Джека Лондона «Мартин Иден», я рассылал свои стихи веерно по всем редакциям. И однажды получил письмо из журнала «Новый мир». В нём сообщалось, что Александр Трифонович Твардовский выбрал мой цикл стихов «Мать-и-мачеха» и они будут опубликованы в 9-м номере журнала за 1962 год, — вспоминает он. Через пару лет вышла первая книга Вальшонка «Поиск. Лирика». А в 1969 году его приняли в Союз писателей СССР. Тарковский, Цветаева, Одоевцева По словам Зиновия Михайловича, жизнь была с ним щедра на удивительные встречи. — На моём пути встречались люди, наделённые не только большой одарённостью и умом, но и природной интеллигентностью и великодушием. Одним из них был Арсений Тарковский. Он часто бывал в Доме творчества в Переделкине, мы много общались. Запомнилось одно из его наставлений: «Никогда не используйте неточной рифмы. Это оскорбительно для поэзии», — вспоминает поэт. Приходилось общаться с Львом Гумилёвым, Анастасией Цветаевой, Ириной Одоевцевой. — С Ириной Одоевцевой мне довелось пообщаться, когда ей было 92 года, после долгих лет эмиграции она тогда вернулась в Россию фактически умирать. Она была кладезем воспоминаний, ведь в её окружении были Владислав Ходасевич, Георгий Иванов, Игорь Северянин. Я ощущал, что от Серебряного века меня отделяет расстояние в одно рукопожатие, — говорит Вальшонок. Встреча с Высоцким Как-то кинодраматурги Валерий Фрид и Юлий Дунский пригласили Вальшонка отметить премию, полученную за фильм «Красная площадь». Поздно вечером на огонёк заглянул и Владимир Высоцкий. — С ним была женщина в тёмных очках. Лишь когда они уселись за стол, я увидел, что это Марина Влади, — вспоминает поэт. — Все стали предлагать Высоцкому выпить, но он закрыл рюмку ладонью и сказал: «Нет, ребята, я завязал». Тогда ему протянули гитару. Он запел, и почувствовалось, что у него с Мариной период «высоковольтных чувств». Высоцкому тогда было непросто: его нигде не публиковали. — Запомнилось, как он сказал: «Вот у нас есть один поэт с большими, толстыми губами. Вопьётся он этими губами в одно место советской власти, и не отвертеться. А у меня видите какие тонкие губы, у меня так не получается», — рассказывает Вальшонок. «Окаянные дни» У Вальшонка тоже были свои «окаянные дни», длившиеся десятилетие. Когда оттепель пошла на убыль, его книги надолго перестали печатать, а его самого чуть не исключили из Союза писателей. То стихотворение о падающей Пизанской башне редакторы сочтут намёком на шаткость советской власти, то в стихотворении о новгородском вечевом колоколе, которому «вырвали язык», видели намёк на отсутствие гласности. — Спасло меня то, что...