Епископ Парамон с детства мечтал о монашестве

О своем выборе владыка ни разу разу не пожалел  Епископ Наро-Фоминский Парамон управляет двумя викариатствами Москвы — Северным и Северо-Западным. В переводе на гражданский язык он префект сразу двух московских округов. Родился Фёдор Голубка (так звали его до пострижения в монахи) в июне 1977 года в обычной православной семье в небольшом закарпатском селе Угля. О монашестве мечтал класса с восьмого. Вдохновлённый примером старшего брата, ушедшего в монастырь, после школы поехал в Сергиев Посад, поступил в Московскую духовную семинарию и вскоре был пострижен в монахи. О чём, говорит, ни разу не пожалел. Доехал до Сахалина В свои 45 лет он где только не успел послужить! Был наместником двух монастырей — Донского и Троице-Сергиевой лавры, руководил комиссией по координации выставочной деятельности РПЦ. Теперь вот два викариатства Москвы под его попечением. А началось служение выпускника Московской духовной академии с Троице-Сергиевой лавры. Потом — командировки на Сахалин. В 24 года приехал на край России. Как он сам говорит, «монах — он как офицер: куда послали, там и служит». Назначили его настоятелем Воскресенского кафедрального собора Южно-Сахалинска. — Сахалин был в советское время «красным поясом», с верой здесь не очень дружили, — рассказывает владыка. — Но в начале 2000-х народ стал массово креститься. В одном только Воскресенском храме в год принимали крещение до 5 тысяч человек. Так что Сахалин на моих глазах вернулся к вере. В 2003-м на острове разбился вертолёт, на котором летел тогдашний губернатор Игорь Фархутдинов с командой. Молодой настоятель предложил прощание с губернатором провести не в ДК или в театре, а в храме. — Игорь Павлович был строителем кафедрального собора. Его смерть стала горем для целого региона. А горе всегда легче пережить в храме. Молитва в момент прощания рождает у близких иные чувства. Нет безнадёги, нет истерики, а есть только утешение. Почему ложь боится правды Спросил я владыку, как идёт сегодня строительство новых храмов в СЗАО, не сопротивляются ли жители, как это было поначалу. — А знаете, чем закончились все эти протестные истории? — ответил он вопросом на вопрос. — Самые крикливые протестники стали самыми ревностными прихожанами. — Да ну? — Точно. Был случай на Северо-Западе, когда я уже стал викарием, но одновременно служил наместником Донского монастыря. Намеревались мы строить временный храм. А тут митинг со стандартным набором страшилок: мол, покойников будут возить, с собаками негде гулять, колокольный звон по выходным не даст поспать. Я пригласил одного заводилу к себе в монастырь поговорить. Пришёл. Выяснилось, что он верующий. Говорю ему, что я живу здесь, среди крестов и колокольного звона, и никакого дискомфорта не испытываю. Мало того: я счастлив, что от моей кельи до храма всего 20 шагов. Но если, говорю, вам новый храм будет создавать неудобства, сообщите мне об этом. Мы каменный храм строить не будем. — Но вы же лукавили, владыко… — Нисколько. Просто ложь не терпит правды. А правда состоит в том, что всякий рано или поздно начинает понимать: от храма не может исходить никакой угрозы. Наоборот, здесь точно не будет пьяных компаний, здесь будет чисто, в храм не страшно отпустить ребёнка одного. Храм сближает людей: соседи, которые не знались годами, могут...